Казахи до голода и после него.
(автор - Дмитрий Верхотуров) 

Голод 1932 года серьезно изменил лицо казахского народа, сказавшись не только на его численности, которая была восстановлена на уровне 1929 года только в 1960 году, но и на облике самого народа. Впрочем, этот тезис долгое время был умозрительным и использовался в основном в эмоциональной окраске. Однако изучение материалов показывает, что казахи до голода и после него представляют собой, в сущности, два разных народа.

Крах кочевничества

До голода казахи в значительной массе были кочевым и полукочевым народом, ведущим традиционное скотоводческое хозяйство, в ряде районов с элементами земледелия.
В 1930 году в Казахстане насчитывалось 42 кочевых и полукочевых района, которые занимали 52% территории республики. 

Уклад жизни кочевников был совершенно своеобразным, главным образом из-за чрезвычайной рассеянности населения по огромной территории. Чем больше было скота у хозяйств аула, тем меньше в ауле было юрт. Например, наиболее богатые аулы насчитывали всего по 5-10 юрт. Известен обычай богатых скотоводов при увеличении стада делить его на части и распределять по разным аулам. Большие аулы, в которых насчитывалось больше 30 юрт, были поселениям бедных скотоводов с небольшими стадами.

Накануне коллективизации казахи в основной массе жили таким укладом. В 1928 году, когда в Казахстане была проведена реформа аульных Советов, средний административный аул состоял из 20-30 хозяйственных аулов (по 8-10 хозяйств каждый), которые распределялись в радиусе от 20 до 120 км, иногда даже до 200 км.

Потому в 1928 году было разрешено образовывать отдельный Совет, если расстояние между аулами составляет свыше 35 верст, а число избирателей составляет 150 человек. В кочевых районах число избирателей было понижено до 100 человек. Реформа породила колоссальную структуру управления, которая на 1 октября 1928 года насчитывала 3888 Советов.

Этот своеобразный уклад жизни, который ставил на главное место хозяйственные навыки, знания и самостоятельность каждого отдельного хозяина, был безжалостно разрушен при коллективизации и оседании. Оседающие аулы резко укрупнялись, и создавались колхозы в среднем из 300 хозяйств, в Центральном Казахстане – из 100 хозяйств. Это было одной из причин хозяйственной катастрофы, приведшей к голоду. 

Во-первых, скотоводческое хозяйство, основанное на использовании естественных пастбищ, не могло существовать в столь концентрированном виде. Не хватало продуктивности пастбищ для прокорма крупных масс скота. Для оседания столь крупными колхозами требовалось предварительное развитие кормового хозяйства. 

Во-вторых, у казахов-скотоводов, в отличие от оседлых крестьян, практически не было навыков ведения коллективного хозяйства в подобных масштабах. Это было одной из причин быстрого организационного разложения созданных колхозов. Казахам требовался подготовительный период для адаптации к колхозам.

Основные жертвы голода были как раз в кочевых и полукочевых районах, в которых кочевников сгоняли на «точки оседания» со скотом, не обеспеченным кормами.

Казалось бы, после того, как было принято решение о ликвидации де-факто развалившихся колхозов, и была начата массовая раздача скота в личное пользование колхозникам, можно было бы ожидать, что население Казахстана вернется к прежнему строю жизни. 

Но на деле был совершенно противоположный процесс. После голода процент коллективизации не только не падал, но и довольно быстро вырос. Если в сентябре 1931 года процент коллективизации составил 64% всех хозяйств, то в июле 1937 года – 97,5%. Кроме того, к этому времени был завершен перевод товариществ (объединение хозяйств для выполнения отдельных сельхозработ без обобществления имущества) на устав артелей (колхозы с обобществлением имущества). 

В 1936-1938 годах в артели было реорганизовано 3091 товариществ. Это означает, что хребет казахского кочевничества был сломан окончательно и бесповоротно. После коллективизации, оседания и последующего губительного голода казахи уже не могли вернуться обратно к кочеванию и традиционному быту, даже если бы и захотели.

Подобные резкие перемены в укладе жизни означают резкие перемены в общественной психологии казахов. До коллективизации казахи жили в основном каждый сам по себе, рассеянные по огромной площади со своим хозяйством. После коллективизации казахи жили в поселках на сотни хозяйств, имели очень слабые личные хозяйства и работали в общественном хозяйстве, продукция которого тут же уходила государству.

Пока что мы можем только зафиксировать наличие подобных перемен в общественной психологии казахов. Детальное изучение этого требует специальных исследований.

Исчезновение юрты

Кочевое хозяйство было невозможно без юрты, легко перевозимой со стоянки на стоянку. По состоянию на первую половину ХХ века, казахское население полукочевых районов на 30-40% проживало зимой в юртах, тогда как чисто кочевые районы (например, Мангышлак), проживали в юртах практически поголовно.

Казакская экспедиция АН СССР, изучавшая быт казахов-скотоводов Восточного Казахстана в 1927 году, оставила уникальные материалы санитарного состояния повседневного быта населения, постоянно проживающего в юртах. Участник этой экспедиции Н.А. Трофимчук исследовал, как жилось в юртах и сделал необходимые замеры. Эти материалы уникальны тем, что зафиксировали естественный, а не реконструированный быт юрты.

По его данным, богатая юрта была весьма просторным и комфортным жилищем, в котором на человека приходилось 7,5 кв. метров площади. В солнечный день, когда тундик юрты был открыт на 1/3, в юрте было достаточно светло, чтобы можно было писать и выполнять мелкие работы.

В летнее время юрта давала прохладную тень. При температуре воздуха +25-27 градусов С, в юрте было 17-19 градусов, и поднятие нижних краев турылыков создавало прохладный сквозняк.

Но зимой комфортность юрты была значительно меньшей, чем летом. При температуре +1 градус С, наличия в юрте постоянно горящего очага, пяти человек и двух телят, в юрте было +6 градусов. При дождливой погоде и температуре воздуха +7 градусов и наличии в юрте горящего очага и 9 человек, температура держалась в пределах +8-10 градусов. Зимой в юрте было холодно, и люди вынуждены были постоянно носить теплую и зимнюю одежду.

Однако, нужно учитывать, что Н.А. Трофимчук делал замеры в юртах бедняков, у которых были худые туырлыки и узюки, было мало войлоков и ковров. В более богатых юртах было значительно теплее в силу лучшей теплоизоляции войлоками. Также юрты на зиму покрывались дополнительными войлоками, утеплялись чиевыми связками, соломой или обваловкой снегом.

Исследования показали, что чем беднее юрта, тем хуже в ней условия. Скажем, для бедных юрт все показатели комфортности были хуже, и было очень мало площади на человека – 1-1,2 кв. метра.

Для зимовок у казахов имелся целый ряд жилищ, которые широко использовались небогатыми скотоводами: шошала, дерновый дом, камышовый дом (широко распространенный в Прибалхашье и по Сырдарье), а также дома из самана, сырцового кирпича и землянки. Это было однокамерное жилище с небольшим очагом, крытое односкатной или двухскатной крышей, очень небольшой площади и объема. Объем зимовочных домов составлял около 24-25 куб. метров, всего по 4-5 куб. метров на человека.

Дома были сырыми, плохо проветриваемыми, темными, что приводило к распространению простудных и кожных заболеваний. Низкое качество зимних жилищ было связано с менталитетом скотоводов: «Большинство казахов по традиции считало их временным, второстепенным жилищем и не прилагало особых усилий к его благоустройству и украшению».

Сторонники ускоренного оседания казахов не обращали внимание на отсутствие развитой традиции строительства и эксплуатации постоянных домов, а также на менталитет казахов, считавших юрту главным типом жилища. В многочисленных материалах, посвященных оседанию, совершенно не обращалось внимания на то, что оно в таких условиях объективно ведет к ухудшению условий жизни казахов.

При оседании, которое шло до революции и в первые годы Советской власти, казахи в основном переселялись в подобные зимние жилища. Хотя встречались случаи, когда оседлые хозяйства строили загоны для скота и хозяйственные постройки вокруг юрты.

В политике оседания кочевых хозяйств, которая активно стартовала в 1930 году, основное внимание обращалось на количественные показатели оседания, главным образом на количество оседающих хозяйств. В 1930-1932 годах осело 242,3 тысячи хозяйств. Строительство новых домов было крайне недостаточным. Было построено 24,1 тысяч домов, 108 бань, 990 скотных дворов, 410 конюшен, 243 овцефермы. Даже по жилым домам строительство охватывало едва десятую часть оседающих кочевников, а по инфраструктуре скотоводства строительство не удовлетворяло даже минимальных потребностей.

При этом жилые дома, построенные для оседающих хозяйств, в сущности, мало чем отличались от зимовочных жилищ. Это были, как правило, двухкамерные дома, в которых одна комната отделялась от другой печью с вмазанным в нее казаном. Но при этом около 20% жилищ были однокамерными. 

В период коллективизации строились даже многоквартирные дома, получившие наибольшее распространение в Актюбинской и Костанайской областях. В них каждая квартира представляла собой то же самое жилище: двухкамерное помещение, разделенное стеной-дымоходом от казандыка. Дома строились наспех: «Характерной особенностью этих жилых домов являлись низкие потолки, крошечные окна, небрежная кладка стен и т.д.».

Несмотря на множество негативных сторон оседания и неспособность обустроить все оседающие хозяйства во сколько-нибудь комфортные дома, в 1931 году Казкрайком ВКП(б) принял решение о форсировании оседания и перевода до 1933 года на оседлость оставшихся 576 тысяч кочевых хозяйств.

Последовавший за форсированной коллективизацией и оседанием голод привел к массовому уничтожению в Казахстане жилого фонда, составленного юртами. Требующая постоянного ухода и обновления изнашивающихся частей юрта стала жертвой как массовой гибели хозяев, способных ухаживать за ней, так и варварской эксплуатации. Нередкими были случаи, когда жилые юрты превращались в поселках оседания в скотные дворы.
Весьма трудно теперь определить динамику сокращения юрт у населения Казахстана, поскольку подобной статистики не велось. Но можно сказать по конечному результату, что к концу 1940-х годов юрты в Казахстане практически исчезли, и в редких случаях их можно было встретить в Северо-Казахстанской и Кокшетауской областях. Иными словами, примерно за 15 лет из около 600 тысяч юрт, которые были накануне коллективизации, практически ничего не осталось. Юрты составляли примерно 22 млн. кв. метров жилой площади.
Только в 1950-х годах началось возвращение к юртам, поскольку оказалось, что без них отгон скота на пастбища трудновыполним, а брезентовые палатки резко уступают юртам. В 1967 году была открыта Уштобинская юртостроительная фабрика, с мощностью 17 тысяч юрт в год. Но к 1981 году эта фабрика не смогла покрыть всей убыли юрт, поскольку их было выпущено 180 тысяч штук.

Качество жизни из-за исчезновения юрт из обихода резко снизилось. Во-первых, жилой дом постройки 30-50-х годов имел меньшую площадь. Средняя шестиканатная юрта имела площадь около 36 кв. метров. Дом из двух комнат постройки 1949 года имел площадь 32,8 кв. метров, из них жилая площадь – 20,8 кв. метров. В домах была значительно меньшая кубатура воздуха на человека, что признается решающим фактором здоровья населения. В домах было хуже освещение, хуже проветривание и обновление воздуха, чем в юртах, в которой из-за пламени очага была сильная вертикальная конвекция.

Изменение обстановки

Исчезновение юрт вызвало отмирание мощного пласта казахской культуры, связанной с обстановкой юрты и кочевым хозяйством. В юртах был обязательный набор войлоков, ковров, постельных принадлежностей, вьючных мешков и сундуков для вещей, шкафов для продуктов питания. Все это богато украшалось казахским орнаментом. Постоянная необходимость изготовления этого набора инвентаря из века в век поддерживало традиционное ремесло и связанную с ним культуру.

Когда казахи стали жить в домах, от этого культурного пласта остались лишь осколки. Разумеется, что поколение, помнившее жизнь в юртах, перенесло многие привычки в оседлый дом. Например, в домах появились горки для вещей – жук, складываемые у глухой стены практически так же, как складывались они в юрте. Характерной особенностью казахского дома было изобилие ковров, сырмаков, занавесок и одеял. За кроватью вешали тус-кииз, либо оставшийся от старой юрты, либо сделанный по старым образцам. В дом из юрты перешел низкий столик для приема пищи и выполнения мелкой домашней работы. Нашел свое место и шкафчик для продуктов. Часто это были шкафчики старой работы, перешедшие по наследству.

Традиции не отмирают так просто, даже если для их поддержания уже не оставалось условий. Однако уже в 1970-х годах появились дома, в которых традиционное убранство сохранялось только в тех комнатах, в которых жили старшие члены семьи. Молодежь обставляла свое жилье уже по унифицированному образцу.

Вместе с юртами практически исчез образ жизни и целый пласт казахской культуры, который теперь сохранен в осколках только в музейных собраниях и редких образцах парадных юрт.
Однако при этом, нельзя сказать, что произошло одномоментное крушение. Последствия исчезновения юрт показали, что традиционная казахская культура способна видоизменяться и приспосабливаться. Даже в современных условиях возможно возрождение определенной части традиционной культуры, связанной с бытом и обстановкой жилища.

Изменение одежды

Процесс резкого изменения одежды у казахов, в результате которого традиционная одежда стала большой редкостью, а основная масса казахов стала повседневно носить одежду европейского образца, практически не изучался. Лишь по отрывочным упоминаниям в этнографической литературе, посвященной изучению традиционного казахского костюма, можно установить вехи этих перемен.

Изменение традиционного казахского костюма начало происходить еще до революции, когда вышли из употребления многие виды одежды, распространенные в прошлом. Например, в начале ХХ века вышли из употребления: мужской камзол с коротким рукавом (сохранился только в Семиречье и Восточном Казахстане), куни – одежда из сваленной шерсти, простеганной вместе с тканью, мужской нагольный тулуп – тон, мужской традиционный пояс – кисе, мужская шапочка, похожая на тюбетейку, на меховом околыше, женские нагрудники, деталь костюма незамужней девушки. Процесс видоизменения казахского костюма уже накануне коллективизации был весьма интенсивным и захватывал как отдельные детали костюма, остававшиеся в употреблении только у старшего поколения, так и покрой, и используемые материалы.

Однако коллективизация и голод резко ускорили эти процессы, толкнув их в сторону распада целостного комплекса казахского костюма. Так практически распался мужской костюм, который еще в начале ХХ века был весьма устойчивым. В 1960-70-х годах вышли из употребления и сохранялись только у старшего поколения традиционная нательная рубаха – кёйлек, нижние штаны – дамбыл и верхние штаны – шалбар, окончательно исчез традиционный пояс, а также казахские сапоги.

Из мужской одежды удержался только шапан, некоторые разновидности камзолов, а также зимние шапки и тюбетейка. Удержался также войлочный дождевик по причине его большой практичности.

Из женской одежды вышли из употребления нательная рубаха, платок – кимешек и тюрбан, которые были обязательной частью одежды замужней женщины еще в 1920-х годах (кроме тургайских аргынов, кыпчаков, адайцев и букеевцев). Из традиционной женской одежды сохранились саукеле – головной убор невесты и праздничный, богато украшенный камзол.
Основной вклад в сохранение элементов традиционного казахского костюма внесло старшее поколение, представители которого были стойкими приверженцами привычной для них одежды. Молодежь же носила фабричную одежду европейского образца.

Подводя итог сказанному, можно утверждать, что тезис о резких различиях казахов до голода и после него не является преувеличением, а вполне научно доказуем. У казахов в результате голода поменялось практически все: уклад жизни, хозяйство, жилища и их обстановка, традиции и бытовые привычки, одежда. Современные казахи во многом приобрели свое нынешнее состояние вследствие губительного голода 1932 года.